Руны Вещего Олега - Страница 59

Старший из сборщиков восхищённо покачал головой:

– Вишь ты, какие глазки, да их тут!.. А ведь каждый стоит-то…

– Крыга! – окликнул его с пристани другой сборщик. – Там четыре лодьи пристали с варягами, рекут, в Царьград на службу к Василевсу направляются, товара у них нет, только припасы съестные да оружие, чего с них брать-то?

– Да чего ты с сих воев возьмёшь, они ведь не со службы, а на службу, добра ещё не добыли, возьми проходные, а десятину с товара, коль его нет, как возьмёшь? – вздохнул с сожалением Крыга. Он опять вернулся к купцу. – Как ты с такими дарами в дальнюю-то дорогу отправился, а коль лихие люди в пути встретят, рисково это, – молвил сборщик, с сомнением глядя на не слишком могучих охранников новгородского гостя.

– Про дары на моей лодье никто и не ведает, а товар у меня простой – воск северный, железо болотное, сёмга вяленая. Не серебро или паволоки дорогие везём, с чего многочисленной охороне-то платить? – рассудительно ответил купец и бессильно откинулся на своём ложе.

* * *

– Так речёшь, дары в самом деле княжеские? – спросил киевский князь Аскольд у стоящего перед ним старшего сборщика проходной и товарной пошлины.

– Богатые дары, столько «глазков» сразу и таких крупных я прежде не видывал! – восхищённо молвил Крыга.

– А много ли охороны у того купца? – как бы между прочим поинтересовался Аскольд.

– Нет, княже, и десятка не наберётся, да и то один стар, другой вообще малорослый, только языком ловок молоть. А на второй лодье ещё жена с мальцом, то ли сын, то ли племянник купца.

– Хм, выходит, мирный сей новгородец? – задумчиво молвил Аскольд. – А что варяги? – тут же подозрительно спросил он.

– Просят дозволения на седмицу остановиться, прикупить кой-чего, запасы пополнить.

– Скаши, Крыка, – спросил находившийся тут же греческий епископ, который ревностно следил за тем, чтобы не забывал князь Киевский о просвещении народа своего и старался как можно больше непокорных киян обратить в веру Христову, – а фаряги крещёные?

В отличие от митрополита Михаила Сирина, добре володевшего словенской речью, сей епископ рёк с сильным чужим выговором.

– Нет, крестов у них не заметил, хотя глядел, как всегда, внимательно, ведь от того пошлина зависит.

– Седмица для них много, – молвил Аскольд, – сегодня пусть берут, что надо, а завтра проваливают, нам лишние хлопоты ни к чему.

– Будет исполнено, сейчас же повеление твоё передам сим варягам!

– Покоти, я буду завтра кофорить с эти фаряги, мошет, они перед тем, как слушить Василевсу, захотят посвятить тёмные свои души Богу единому, – распевно молвил епископ, привычно поднимая к небу карие очи и сотворяя крестное знамение.

– Воля твоя, отче, пусть тогда на три дня останутся, но не более! – хорошо поставленным гласом повелительно молвил Аскольд. А сам всё думал о купеческих подарках.

Не в правилах викинга было упускать добычу, особенно ту, что сама текла в руки. «Охрана у купца слаба, а как лихие люди ночью к нему нагрянут, небось уже пол-Киева ведает про богатые дары для князя?! – беспокойно рассуждал бывший певец команды ярла Лодинбьёрна. – Пожалуй, в княжеской сокровищнице они целее будут, чем на лодье больного купца с никудышной защитой».

Ближе к полудню следующего дня князь в сопровождении полутора десятков своих охоронцев, новгородца Пырея и старшего сборщика пошлин Крыги появился на торговой пристани, вроде проверить по-хозяйски, всё ли в порядке, нет ли каких недоразумений или обид промеж приезжих купцов и киян. Да по пути решил и новгородского купца проведать, который столь дорогие подарки привёз ему, князю Киевскому.

Первым быстрым шагом взошёл на лодью новгородец Пырей, ставший у Аскольда боярином. Он внимательным взглядом окинул судно. По оснастке и своеобразному говору низкорослого словоохотливого работника убедился, что купцы в самом деле из Новгородчины. Не узрев ничего подозрительного, махнул воинам, а сам повелел низкорослому:

– Скажи купцу, что он чести великой удостоен, сам князь Киевский к нему пожаловал!

– Быть не может! – возбуждённо воскликнул низкорослый работник. – Шутка ли, сам князь, лечу! Я мигом извещу хозяина, хоть он пока не совсем от болезни оправился… – И шустрый работник кубарем скатился вниз по короткой и крутой лестнице.

Следом на кораблик новгородского купца поднялись два дюжих охоронца князя во главе с начальником личной стражи Хродульфом. Он тоже мельком оглядел купеческую лодью и сделал знак рукой, подчиняясь которому воины посторонились, давая дорогу князю.

Аскольд шагнул на лодейный настил легко и привычно, будто входил на борт родного драккара. Даже что-то сладко сжалось в груди от этой непонятно почему возникшей мысли. Низкорослый работник уже суетился подле, показывая, как лучше пройти меж тюков с товаром и мотков просмолённых канатов. Говорун всё сыпал словами, как горохом из мешка, замешкался, почтительно пропуская князя и боярина, и оказался сзади меж ними и охоронцами. И снова Певцу показалось, что он уже раньше, где-то в далёком прошлом, встречал этого человека, что опять за наваждение? Когда до небольшой двери, ведущей в чрево лодьи, осталось не более двух шагов, она открылась и… от неожиданности князь остановился. Перед ним возникла потяжелевшая, приосанившаяся, но такая знакомая стать с белыми волосами и внимательными зелёными глазами.

– Хвитрбарт?! – только и смог вымолвить киевский князь.

А стоящему рядом Пырею почудилось, что время волной отхлынуло назад и он снова стоит под Нов-градом, и это же имя с таким же удивлением произносит нурманский конунг Олаф Жестокий.