Руны Вещего Олега - Страница 138


К оглавлению

138

Императоры переглянулись меж собой, и Александр кивнул:

– Пора!..

В этот раз патриарха Евфимия с ними не было. Как только случилось невероятное и скифы на своих судах двинулись посуху, подняв при этом паруса и используя вдруг задувший попутный ветер, он побледнел, начал истово креститься и со словами: «Димитрий, святой Димитрий! Он пришёл…» – удалился к себе, чтобы молиться о спасении заблудших овец Христовых от карающей божьей десницы.


Утром, едва осадившие Византий-Константинополь русы развели костры и стали готовить варево, над стенами запели трубы.

Появившиеся глашатаи зычно провозгласили, что великие императоры Лев и Александр желают переговоров с архонтом россов. Но чтобы они начались, россам необходимо отойти от стен на расстояние больше полёта стрелы.

Ольг велел исполнить пожелание греков. Ещё через некоторое время из Малых ворот по переброшенному деревянному мосту вышла нарядно одетая процессия. Северные скифы с интересом глядели на необычное действо, не выпуская из рук оружия и не переставая зорко наблюдать за городскими стенами. Два десятка по команде сотника молча стали по обе стороны разодетых ромеев, из числа которых вперёд выступил улыбающийся полнотелый, уже немолодой, с почти лысой макушкой грек с посеребрёнными висками. Он заговорил дружелюбно, на хорошем росском, речь его звучала даже несколько заискивающе.

– Мы граждане славного града Константина, который вы, россы, называете Царьградом. Большинство из нас мирные торговцы и уважаемые в нашем городе именитые граждане, боярского, по-вашему, звания. Нам не нужна война, мы хотели узнать, почему вы пришли к нам с огромным флотом и конным войском и напали на нас? Мы готовы заплатить вам за мир и покой нашего города. В знак нашего доброго расположения мы принесли архонту могучих россов Ольгу богатые дары от наших горожан и лучшие яства нашей ромейской кухни.

Тут же по знаку другого грека – высокого, с гордой осанкой – вперёд вынесли окованный золотом ларь с дарами, двое темнокожих слуг ловко разложили походный стол и несколько таких же раскладных кресел, потом принялись уставлять только что разложенный стол всякими яствами. Расторопные дозорные уже сыскали князя, который осведомился, что за люд из града пожаловал.

– Это, княже, царьградские торговцы и знатные люди пришли просить тебя о милости, рекут, что не разумеют, отчего мы на них напали и изничтожаем окрестности, – скороговоркой доложил по пути начальник дозорной сотни.

– С торговцами пусть наши купцы беседы ведут, Стемир вон со своими подручными, а с боярами наши бояре, мне же с ними говорить не о чем. Коли б они посланники были от своих василевсов, то другое дело, – сурово молвил Ольг.

Сотник удалился, а князь всё стоял, погружённый в свои мысли и ощущения. Клубящееся тёмное марево сегодня особенно ясно видно, почти как когда-то кельтский крест, но отчего оно не просто курится в отдалении, а тянет к нему свой тонкий, извивающийся перст? Значит, угроза где-то совсем рядом, но где, ведь на войне жизнь и так всегда под угрозой. Он уже повернул коня, чтобы ехать далее и самолично убедиться, что Царьград заперт в прочное коло и никто из него незаметно не выскользнет. Вдруг князь натянул поводья, как будто прислушиваясь к чему-то то ли вокруг, то ли внутри себя. Он явственно ощутил запах прогорклого кедрового масла. Взглянул ещё раз в сторону пёстрой толпы византийцев в отдалении и, повернув коня, решительно двинулся к ним. Сопровождавшие Ольга посыльные, охорона и несколько темников, что подъехали решить какие-то вопросы, переглянувшись меж собой, молча последовали за ним. Младший Ерофей, изрядно поднаторевший в греческом языке после похода в Херсонес на коче Стародыма и теперь бывший при князе толмачом и связником с изведывателями, тоже направил своего коня вслед за небольшой свитой князя.

По толпе разодетых царьградцев прошла волна радостного оживления, когда они поняли, что подъехавший могучий седовласый воин на белом коне и есть сам архонт северных варваров. Полнотелый зашёлся долгой и подобострастной речью, восхваляя силу, мужество и величие славного архонта Руси. Но Ольг, казалось, вовсе тех речей не слышал. Он пристально глядел на говорившего, как умеют глядеть волхвы, и говоривший стал запинаться, услужливая и подобострастная улыбка начала сама собой сходить с его лика, и где-то в самых уголках глаз мелькнула несколько раз тревога… Ольг перевёл взгляд на высокого грека. Потом оставил седло и, шагнув вперёд, молча уселся за стол, уставленный великолепными яствами. Сделав широкий жест, князь впервые за встречу с притихшими ромеями произнёс:

– Садись, грек! – Пухлый византиец с седыми висками дёрнулся, его лик побелел ещё более. – И ты садись! – тем же повелительным тоном велел князь высокому.

Пухлый, с трудом шевеля одеревеневшим языком, начал лепетать, что он не ровня великому архонту россов, что он просто гражданин этого города, который хочет сохранить его, а также жизни россов, которые… в случае штурма…

– Садись! – Уже совсем тихо, но угрожающе молвил Ольг, не сводя с грека своего, ставшего тяжёлым, как свинцовые оковы, взгляда. – Ты не гражданин, а изведыватель, или трапезит по-вашему, и мысли свои ты добре скрывать обучен, но не передо мной. Не хочешь со мной пищи вашей вкусить?

– Нет-нет, пресветлый князь Руси, не по чину мне, не положено…

– Как не по чину, коли я, князь Киевский, предлагаю тебе разделить со мной вашу добрую ромейскую еду? Или обидеть меня хочешь отказом?

138