Руны Вещего Олега - Страница 137

137

Сознание медленно возвращалось к князю и его верному охоронцу, растекаясь по человеческому телу, такому большому и непривычному после птичьего. Тяжёлые веки открылись, и воины один за другим медленно сели на земле, постепенно всё более ощущая ещё недавно недвижные тела.

– Что скажешь, брат Руяр? – спросил Ольг с некоторым присвистом, отмечая, что язык ещё не вполне повинуется ему.

– Что сказать, дивного сего полёта никогда не забуду, сколько жив буду, – проговорил могучий воин, пошевеливая раменами, как будто хотел развернуть крылья. – За то дякую тебе, Велесдар.

Тут же, сидя на земле, они принялись обсуждать оборону Царьграда.

– Тройные стены с захода неприступны, – молвил Руяр. – От моря стены поменьше, но там своя трудность – по воде подойти надо, – продолжал размышлять сотник.

– Зато, коли в Суд войти, с той стороны самые невысокие укрепления, стены одиночные и соединяются всякими строениями, на которые можно влезть, – проговорил князь.

– Рассуждаете вы оба как воины, – вступил в разговор молчавший до этого Велесдар, – а пред вами торговцы, вот и думайте, чего они более всего боятся.

– Убытку боятся, – почти хором ответили оба могучих воина и поглядели друг на друга.

– То-то! – улыбнулся волхв.

Князь и его охоронец встали и расправили плечи.

– Хорошо птицей быть, брат Руяр, да человеком-то лепше! – молвил Ольг, потянувшись всем телом. – Вот и ветер знак нам даёт, задул крепко с Великой Протоки. Темников и воевод ко мне! – велел он сотнику.

Встревоженные не на шутку, изведыватели ромеев с недоумением сообщали, что по берегу, всюду, где стоят лодьи россов, слышен какой-то стук, но совершенно непонятно, чем могут быть заняты воины, осаждающие город. Разные слухи поползли по граду Константина: про готовящиеся скифами-россами подкопы и подземные ходы, про сооружаемые ими осадные башни и вообще про колдовство ужасных северных язычников.

Утром опасения не рассеялись, наоборот, то, что узрели стоящие на стенах со стороны залива Золотой Рог дозорные, и вовсе повергло их в религиозный трепет. Через Галату с берега Босфора… посуху, подняв паруса, медленно, будто заколдованные, плыли корабли россов – один, второй, десятый, сотый, тысячный! Ещё немного, и они закачаются на глади залива, рядом с бесчисленными, плотно сгрудившимися торговыми судами и совершенно беспомощными здесь военными кораблями, которые по разным причинам не могли оказать варварам сопротивления на море, а здесь, в тесной бухте, любой плевок греческим огнём мог быть последним для флота Империи. Да и не только греческий огонь…

Теперь это был уже не страх, это был ужас!

Логофет дромонов Гимериус не вошёл, согласно придворному этикету, а почти вбежал в зал дворца, где Лев Шестой, его брат Александр и патриарх Евфимий тревожно обсуждали последние события.

– Великий Император, Соправитель, Высокопреосвященнейший, это конец, это катастрофа! Они уничтожат наш флот, который всегда был основой могущества Ромеи! Мы не сможем его быстро воссоздать, ведь для этого нужно столько ценного дерева разных сортов! Нужно невероятное количество канатов, якорей, вёсел, парусов, меди, свинца и железа! Я умоляю, Светлейшие, на любых условиях нужно садиться за стол переговоров с этими колдунами, будь они прокляты, но нужно спасти флот!

– Если бы не воровство во вверенном тебе, Гимериус, морском хозяйстве, то твои дромоны и панфилы встретили бы врага ещё в море и сожгли его! – сердито остановил словоизлияния главного флотоводца император.

– Если бы из казны поступало сколько следует, то не приходилось бы использовать военные суда как торговые, чтобы платить довольствие остающимся ещё на флоте воинам, матросам и гребцам, – ответил уже тише, но всё так же раздражённо логофет дромонов.

– Мы можем остаться не только без флота, но и без денег, без продовольствия, без масла для светильников, без воска для свечей, без тканей и вообще без всего! – саркастически проговорил Александр. – В городе нарастает паника, владельцы торговых судов, перекупщики и просто граждане скоро уже будут готовы на всё, ведь большая часть продовольствия и товаров для жизни нашего огромного полиса там. – Он указал в сторону Золотого Рога. – Если варвары задумают разграбить и уничтожить всё это, а сейчас им никто помешать не сможет, то горожане сами откроют ворота, и что тогда случится с нами?

Патриарх Евфимий впервые не участвовал в разговоре; прикипев очами к заливу, он заворожённо глядел, как в утренней дымке движутся к водам Золотого Рога бесчисленные паруса варваров с соколами, солнцами, медведями и прочими животными, и, часто крестясь, повторял одно и то же:

– Святой Димитрий… святой Димитрий идёт… за грехи наши тяжкие… за небрежение Богом послан на нас… он пришёл погубить нас… снизошла кара небесная…

– Вот что, Лев, мне кажется, нужно обещать варварам что угодно, а самим предпринять меры к тому, чтобы исправить положение в нашу пользу.

– Но каким образом? – обернулись одновременно к Александру Лев и Гимериус.

– А вот так… – И Александр изложил свой план.

Конница скифов стояла перед тройными западными стенами столицы Империи на расстоянии полёта стрелы, а воды Золотого Рога с восточной стороны заполоняли множественные корабли пришельцев, начавшие захватывать греческие лодки, галеры и дромоны. Знаменитая цепь, что перегораживала залив, для сих северных посланцев оказалась ненадёжной защитой. Окрестности дымились пожарами – горели церкви, монастыри, прибрежные склады и строения. Легионеров, обороняющихся на стенах, при всякой их неосторожности варвары разили из своих точных и дальнобойных скифских луков. Нетронутыми остались только варяжские казармы, а также Русский торговый двор, который находился в загородном императорском дворце Святого Маманта.

137