Руны Вещего Олега - Страница 51

– У нас совсем мало времени, – холодно молвил Евстафий. – Мне сообщили, что Энгельштайн собирается уехать в свой Искоростень, почуял, видно, опасность старый лис, хочет ускользнуть в свою нору, отсидеться, а в самый неожиданный момент вернётся, чтобы украсть жирную добычу. А в лесах достать его будет очень трудно.

– Тогда в самом деле времени у нас просто нет, значит, никаких стычек с местными устроить уже не успеем.

– «Альфа» отпадает, остаётся план «Омега». Отныне нет Дорасеоса с Евстафием, уехали, тут только Божедар и Устойчивый, которые слыхом не слыхивали, видом не видывали никакой Визанщины окаянной и подлых греческих лис! – закончил свою, как всегда грустно-шутливую речь полнотелый трапезит. Лик его тронула кривая ухмылка, но глаза остались холодными и серьёзными. – Сходи на Подол, нам надо нанять пару людей…

Дорасеос шёл хмурый и задумчивый, оттого что дело, ради которого они с Евстафием были посланы в столицу россов, пока не двигалось, во всяком случае, так, как того хотелось бы. Противник оказался достаточно опытным, он лучше знал жизнь и привычки северных скифов, потому как проживал в этой стране уже немало лет, но как это объяснить митрополиту Михаилу, а тем более Панфилосу? Как оправдание собственного неумения?

Повернув за угол и более по привычке, нежели по необходимости, оглянувшись, прежде чем начать спускаться к Подолу, грек вдруг остановился, как будто наскочил на невидимую стену. Тяжкие мысли, да и вообще всякие мысли мигом испарились из головы, как редкие капли с раскалённой жаровни… – снизу навстречу шла с двумя плетёными корзинами в руках та самая волшебная дева… Весь мир снова куда-то пропал. Осталась только её походка, гордая и лёгкая, будто плывущая над землёй мягкими постолами с красивым переплетением кожаных ремешков у тонкой щиколотки. Она тоже заметила его и, приостановившись на краткий миг, как почудилось трапезиту, пошла ещё грациознее и плавнее, как будто уже не по тропе, а над нею, и корзины в её полусогнутых руках казались такими же невесомыми. Лик Дорасеоса пошёл красными и белыми пятнами, его снова, как там, на колдовской поляне, бросило в жар и в холод одновременно, чело покрылось испариной, а ноги как будто онемели. Она подошла и заговорила, а он ничего не понимал и, наверное, даже не слышал…

– Артемида! – Он даже не знал, прошептал ли он волшебное имя, или проговорил вслух.

Она рассмеялась звонко и весело.

– Дивоокой меня зовут, а ты, кажется, Божедар?

– Божедар, – кивнул он, с трудом сгибая ставшую вдруг совершенно негнущейся шею.

Находясь среди россов и усваивая уроки Устойчивого, он уже кое-что понимал из разговоров местных жителей, но ещё далеко не всё. Но главное было не в словах: впервые он зрел волшебную деву так близко – не из-за кустов у мовницы и не в полумраке у ночного костра, где её появление казалось больше сном, чем явью. Он с удивлением узрел, что внешне они даже схожи – такие же светлые, чуть волнистые волосы, голубые глаза, сильное тело…

– Чудной ты, Божедар, да и речёшь странно, ты иноземец, что ли? А отчего тогда имя наше, словенское? Что, не разумеешь меня? Ну ладно, помоги мне корзины донести домой. – Она едва качнула наполненными доверху какими-то мелкими жёлтыми фруктами корзинами, как они тут же оказались в сильных руках трапезита, опьяневшего от неожиданного счастья, как от целого кувшина неразбавленного вина. Он не ощущал ни тяжести корзин в руках, ни собственных ног, только волшебное присутствие девы, как будто её божественный стан был окружён светлым облаком и он, попав в сие невидимое облако, плыл за богиней, как по самому небу.

– И впрямь чудной ты, Божедар, – снова произнесла она с усмешкой, забирая корзины, и от её прикосновения его пальцы обожгло огнём.

Обострённым чутьём он уловил теплоту её голоса, когда она произносила эти слова. Потом божественная дева посерьёзнела враз и, глядя пронзительными, синими, как воды непокорной Непры, очами, спросила:

– Так кто ты есть, Божедар? Телом, я гляжу, крепок, на торговца не слишком похож…

– Я тофар прифосить Киефф, тофар охранять… – с великим трудом разлепляя непослушные уста, молвил зачарованный грек.

– Охоронец, – с лёгкой улыбкой кивнула красавица, – то другое дело, значит, воин, а добрых воинов у нас на Руси уважают.

– Если я прити сюдта ещё, прихотить твоя дом?

Дева загадочно засмеялась и, ничего не ответив, упорхнула, словно лёгкая бабочка вместе со своими корзинами, напоследок подарив недвижно стоящему воину озорной взгляд. А Дорасеос ещё долго стоял, собираясь с мыслями и стараясь вспомнить, куда и зачем он шёл.

– Дифоока, – шептали его губы, а память ещё была там, в чудесном сне тех мгновений, когда он плыл в облаке очарования подле земной богини.

Сумерки ещё только готовились пеленать летний вечер в свои мягкие пологи, и вечерняя заря начала развешивать на западной части небосвода свой золотисто-розовый плат. По улице, проходящей через Готскую слободку, лениво ковыляла буланая коняга, запряжённая в длинный воз с сеном, которого осталась едва треть. Полнотелый кареглазый возница в простой рубахе, пропитанной на груди и спине потом, неспешно понукал лошадёнку, а в конце воза, свесив ноги и задумчиво глядя на удаляющиеся дома и изгороди, ехал крепкий светловолосый молодой муж. Его рубаха на могучих плечах тоже была мокрой, видно, обоим пришлось сегодня тяжко поработать. Оба с видимым удовольствием отдыхали, иногда прикрывая глаза, когда предвечерние лучи солнца, пробиваясь сквозь кроны деревьев, падали на уставшие лица. Тихий летний вечер, неторопливый шаг коней – всё дышало спокойствием и миром. Навстречу порой попадались нечастые прохожие или проезжие. Вот один из проезжавших мимо верховых задержался около длинного воза, что-то сказал возничему и проследовал дальше. У деревянного мостка через почти пересохший ручей воз с сеном чуть принял в сторону и остановился. Дородный возница неторопливо принялся проверять и подтягивать ослабевшую упряжь. Навстречу двигался другой воз, крытый войлоком, защищающим от ярого солнца, ветра и дождя. Возница, поправлявший упряжь, подхватил свою лошадь под уздцы и, уступая дорогу, принял ещё чуть в сторону. А когда встречный воз, грохоча колёсами по деревянному настилу, стал скатываться с мостка, полнотелый муж засуетился, чуть раньше, чем надо было, хлестнул свою лошадёнку, и передняя ступица столкнулась с задней ступицей крытого воза.