Руны Вещего Олега - Страница 50

На всём пути до переволоков молчаливый огнищанин работал с каким-то непонятным удовольствием, ни с кем из ватаги особо не откровенничал. Узнали только, что отец его бортник, а он решил начать свою самостоятельную жизнь в далёком и богатом Нов-граде, где у него есть дальние родичи, на помощь которых юноша и надеется. Работал он безотказно, выполняя всякую работу, какую давали, и только когда уже тащили лодью по переволоку из Непры в Западную Двину, случилось неожиданное. Один из работников, небольшого роста, по прозвищу Ветлуга, замешкался с очередным бревном, потом слишком засуетился и, зацепившись ногой за корневище, растянулся на пыльной, утоптанной земле, выронив кругляк из рук. Работники напирали с боков и сзади, и лодья, не получив под свой нос очередного бревна, «вспахала» землю крепким передним брусом днища. Разъярённый и без того хозяин подскочил к упавшему и пару раз огрел его по голой потной спине плетью, с которой никогда не расставался. Он замахнулся и в третий раз, да юный работник, будто кошка, одним прыжком оказался подле и так сжал руку с плетью своей могучей десницей, что купец завизжал уже не от злобы, а от боли. Охоронцы купца – два быстрых хазарина, – обнажив клинки, ринулись на помощь, но юнец выбросил в их сторону свободную шуйцу и так полоснул взором синих очей, что они остановились, будто уткнулись в стену. Он проговорил негромко, но в неожиданно наступившей паузе его ясно услышали все:

– Клинки в ножны, и отойдите, иначе я вашему хозяину руку сломаю.

Наступила такая тишина, что, кажется, даже птахи, щебетавшие вокруг, и те смолкли.

– Что стоите, тупые ослы, пошли прочь, иначе он мне кисть раздавит! – рыкнул купец на хазарском, прогоняя своих нукеров.

Те растерянно отошли, вложив клинки в ножны, а купец, схватившись за руку, со стоном кинулся в кусты.

– Чего это он? – удивлённо протянул ошалевший от увиденного старший ватаги, утирая с чела неожиданно выступивший холодный пот.

– До ветру побежал, – мимоходом бросил юноша, подходя к упавшему сотоварищу и осматривая его ногу. – Сустав выскочил, но это пустое, терпи! – Он захватил лодыжку и, дернув с поворотом, поставил сустав на место. – Посиди маленько и можешь на ногу становиться, через час забудешь про вывих.

– А купец наш-то долго так по кустам бегать будет? – спросил, вдруг хитро прищурившись, старший ватаги.

– Пока прощение у Ветлуги не попросит, – серьёзно ответил юноша и ещё раз метнул в охоронцев свой пронзительный, как синяя молния, взор.

Те опасливо отошли, – бегать по кустам вслед за хозяином им вовсе не хотелось.

– Ну силён, ну Дубок! – вдруг громко расхохотался старшой. – Теперь я понял, отчего наших работников на пристани в Киеве так скрутило, ха-ха-ха!

За ним стали хохотать остальные работники и даже не понявшие ничего хазарские охоронцы.

«Всё-таки не сумел я до конца пути тайну соблюсти», – с горечью думал про себя Дубок, помня, как наставлял его перед дорогой старый волхв: «Тебе, брат, особое доверие волхвы киевские выражают. Отправишься в Нов-град и расскажешь, что у нас деется, да про гибель отца Хорыги. Он с волхвом Древославом был дружен, коли сможешь, найди его и поведай всё собратьям нашим, а ежели случится, то и воеводе новгородскому Ольгу про то, как крестят киян, как суд церковный греческий учредили, и обо всём остальном. Передашь, что волхвы, и старейшины киевские, да и люд наш, Правь истинную славящий, подмоги просит от Руси Новгородской. Отправишься сразу после праздника, как только купцы начнут разъезжаться и караваны двинутся по своим путям. – Старик ещё раз оглядел Хорыгиного потвору с широкими раменами и литой шеей. – Телом ты на волхва никак не похож, никому и в голову не придёт помыслить, что ты имеешь какое-то отношение к нашему сословию, вот только одно, очи… Ты, Дубок, коли с купцами, стражниками или людьми княжескими говорить будешь, старайся особо в глаза им не глядеть…»

«Эх, подвела воинская жилка, что ж теперь?..» – корил себя молодой потворник.

Послышались шаги, и к костру подошёл старший ватаги.

– Держи, брат Дубок, или как там тебя на самом деле, – молвил жилистый верховода, протягивая юноше несколько монет. – Я с купцом поговорил, он упирался вначале, а потом согласился, что лепше будет, коли ты уйдёшь. Уходи, пока он напуган, как только опомнится, велит охоронцам убить тебя. Здесь четверть того, что ты заработал, но лепше быть бедным и живым, чем богатым, но мёртвым.

– Благодарю, только мыслю, и Ветлуге уйти надо, не простит ему хазарин, что повиниться перед работником пришлось.

– Нет-нет, – замотал головой ватажник, – за двоих мне хазарин точно голову снимет. И не проси! – И он заторопился по своим делам.

«И не буду, – молвил про себя юноша. – Этих денег, – он подкинул в крепкой длани полученные монеты, – Ветлуге хватит, а я к деньгам не привык».

Когда после тяжкого дня все заснули крепчайшим сном, две тени бесшумно покинули стан.

Ветлуга, по его словам, бывал в Нов-граде не раз, там у него были знакомцы, и он обещал вывести Дубка на местных волхвов.

«Что-то не разумею я, о ком мне писал в доставленном письме преподобный Панфилос, о ком это он, что, мол, опытны и стоят десятерых, что надёжны и умеют действовать скрытно? – метал из-под нахмуренных бровей сердитые взгляды на подопечных Михаил Сирин. – Киевский архонт подпадает под всё большее влияние легатов, а вы посланы лишь затем, чтоб услаждать свои телеса да заигрывать с язычниками?»

Трапезиты вернулись к себе в мрачнейшем настроении.