Подарок Бога впервые за их путешествие с уважением взглянул на своего спутника. Он даже хотел спросить, откуда он всё это знает, но сдержался, – задавать лишние вопросы было не принято у людей их ремесла.
– Ты ещё не бывал в их термах, которые они называют мытнями, – с некоторым лукавством, как показалось сотоварищу, улыбнулся Евстафий. – Давай сходим после встречи с Серафимием.
– Благое дело, – согласно кивнул Дорасеос.
Небольшая деревянная церковь находилась сразу за княжеским двором, совсем новая, видимо построенная князем Аскольдом по случаю важнейшего события – крещения своего народа в Христову веру.
Раздобревший на простой, но сытной еде россов, привыкших к долгой и трудной работе, отец Серафимий предпочитал, как и большинство его соплеменников, больше развивать себя духовно, а это значит – читать духовные книги, рассуждать о Боге и его промысле и при этом не забывать о своём личном благополучии. Оттого был весьма тучным и, проходя по улицам града, всегда привлекал внимание непривычных к лицезрению подобного киян.
Серафимий радостно приветствовал земляков, приняв из их рук подношения на святую церковь, но когда услышал условленные слова, то благостная улыбка быстро покинула его лик. Оглядевшись по сторонам, он самолично затворил входную дверь изнутри, а затем провёл гостей к большой иконе Девы Марии слева от алтаря. Нажав на что-то, Серафимий отворил потайную дверь, ведущую в помещение с крохотным окошком, расположенным так высоко, что до него нельзя было дотянуться, даже став на носки, а тем более что-то разглядеть.
– Нам нужно встретиться с митрополитом Михаилом, – коротко рёк Евстафий, – только об этом никто не должен знать.
Через два дня в том же небольшом помещении, пахнущем сосной, встретились митрополит Михаил Сирин и прибывшие из Константинополя изведыватели.
– Вот письмо нашего всемилостивейшего патриарха Фотия для тебя, святой отче, и архонта россов, – молвил Евстафий, после того как они приложились к руке митрополита. – А на словах Священнейший просил передать, что мы с Дорасеосом поступаем в полное твоё распоряжение и готовы служить укреплению Христовой веры на сей земле, не допуская ничьего посягательства на засеянную патриархом Фотием благодатную ниву!
Прочитав, Михаил внимательно посмотрел на посланцев патриарха, помедлил некоторое время, о чём-то раздумывая.
– Завтра рано утром мой слуга разбудит вас и покажет, где живёт папский легат. Остальное – ваше дело, но помните, даже тень не должна пасть на нашу церковь. Если с легатом что-то случится, мы не должны к этому иметь никакого отношения, никакого, понятно?!
– Да, Владыка, мы простые торговцы и никогда не были знакомы ни с тобой, ни с твоими епископами, а в эту церковь приходят все купцы-христиане, – со смиренным поклоном ответил Евстафий. – Если нам понадобится помощь, к кому мы можем обратиться?
– Всё через отца Серафимия, – коротко ответствовал Михаил.
– Вот, – отец Михаил положил перед князем Аскольдом письмо патриарха, – здесь Святейший глава церкви нашей предостерегает тебя не поддаваться на соблазны и льстивые речи посланников Римской церкви.
– А разве Римская церковь не в того же Христа верит, что и Константинопольская? – с простодушным изумлением взглянул на митрополита архонт россов.
Михаил снова подивился, как складно умеет прикидываться простачком его хитрый собеседник.
– И вера одна, и церковь, – наставительно произнёс Михаил, – только понимание её у нас и у римлян несколько разное. Об этом и повествует Всепросвещеннейший наш патриарх, и желает, чтоб ты, великий князь, эти различия непременно знал. – Он взял в руки свиток с крестом и стал читать, сразу переводя с греческого на язык россов. – «Вера римская не добрая есть, – писал Фотий, – поскольку она зло исповедует о Духе Святом, якобы он не только от Отца, но и Сына происходит – „filioque“, тем самым разделяя святую Троицу. Постятся они только в субботу, хлеб пресный, а не кислый освящают. Верят в безгрешность Папы, чего Христос, Апостолы и Святые Отцы никогда не учиняли, ведь невозможно папу или кого другого безгрешным именовать; у них многие папы были ариане, несториане и другие еретики, за что Соборами анафеме преданы. У них и жена Иоанна была папой и, идя с крестным ходом в крещение, родила прямо на улице и умерла; из-за того они праздник Богоявления и крестное хождение отставили, назвав его днём Трех королей. Потому не приобщайтесь зловерному учению их, и, взирая на их весьма коварные льщения и обманы, от бесед и переписки с ними уклониться должно», – с выражением закончил Михаил.
– Отче, а кто такие «ариане», «несториане» и эти, как их, «прочие еретики»? – снова с искренним любопытством спросил Аскольд.
– Это все те, кто неверно понимают замысел божий, искажая Святое Писание и нанося глубокий вред всему делу Христовой веры.
– Но неужели и Папа заблуждается, ведь его посланец, отец Энгельштайн, рёк, что множество церквей христианских во всей Европе почитают его, как живого наместника самого Господа на земле и признают главенство Римской церкви?!
– Однако тот случай, о котором пишет Его Святейшество патриарх Фотий, когда папой стала женщина, да ещё и погрязшая во грехе, что показало рождение ею младенца во время крестного хода и последующая смерть, разве это не знак Всевышнего, что Римская церковь идёт не совсем по указанному Господом пути? – ответил митрополит, уже начиная сомневаться, действительно ли Аскольд столь наивен, или это притворство, за которым скрывается его невероятная хитрость, о которой предупреждал патриарх ещё в Константинополе.