Подобные же донесения полетели и в столицу Восточной Римской империи, в священный град Константина. Сие сообщение вызвало большую тревогу.
А через два лета в морском заливе Корчева закачались пять сотен новых морских лодий, каждая на сто и более воинов.
Когда доложили о том Ольгу, князь снова собрал верных изведывателей.
– Поручил я боярам, что у нас посольскими делами занимаются, готовить договор, который и мы, и греки клятвой, данной своим богам, подтвердили, но теперь Ивановым письмом на пергаменте писанный, – сообщил Ольг. – Думаю, самое время с ним посольство наше отправлять!
Ещё живые и при власти, но уже смертельно больные императоры Лев Шестой и его брат Александр сразу вспомнили нашествие четырёхлетней давности, когда их жизни и благополучие Империи висели на волоске. Оттого предложение прибывших посланцев Руси подтвердить договор между христианами и русами не только словом, а и написанием на пергаменте вызвало живое одобрение. Договор был составлен на двух языках – русском и греческом. Так что морским лодьям русов не пришлось и покидать Киммерийский Боспор.
Приехавшее же посольство Руси в ещё более широком составе, чем в прошлый раз, было щедро одарено василевсами золотом, серебром, паволоками и роскошной царской одеждой. Только главе киевских купцов Стемиру не в радость были щедрые подарки и оказанный почёт, оттого что прежние договорённости о беспошлинной торговле в Царьграде вдруг куда-то исчезли из подписанного ныне договора. А угодливые греки водили посольство по небывало роскошным дворцам и храмам столицы Империи, дабы поразить воображение язычников и показать богатство и великолепие христианской веры.
Волхв Велесдар, глядя на небывалое скопление злата, каменьев и искусных изваяний в чертогах храма Святой Софии, невольно вспомнил прочитанное у отца Хорыги упреждение об опасности роскоши храмов для веры и для людей, а стало быть, и государств. Он исподволь взглянул на Руяра, на которого пышное убранство чужого бога оказало огромное впечатление. Да, Свентовидов воин, сам по себе никогда не стремившийся к богатству и довольствующийся в жизни малым, тем не менее был воспитан на храмовом великолепии, и мысли его были ясны как белый день: «Вот бы сии несметные сокровища да в Свентовидов храм!» Велесдар перевёл взгляд на Фарлафа, – у того тоже очи горели восторгом, но сей восторг был иным, нежели у Руяра. Волхв чуть настроился на воеводу и почувствовал его мысли: «Эка, добычи-то сколько можно было бы тут взять! Хотя бы в одном только этом зале, дела!..» А глава купцов киевских Стемир думал про то, что у христиан не только храмы роскошью блистают, но и дворцы купцов, царских вельмож и прочих именитых людей. И купцы в граде сём состоят в верховной знати. Чем больше у тебя богатства, тем больше почтения. «Вот где жизнь-то красная, белокаменные хоромины с фонтанами и угодливыми слугами, это не деревянные дома с простоволосыми девками, а попробуй построй такой в Киеве, людишки и волхвы засмеют и осудят!»
Велесдар повернулся и пошёл прочь из храма, Фарлаф и Руяр, переглянувшись, последовали за ним. Только Стемир поотстал, затерявшись меж остальных посольских.
С площади Святой Софии процессия направилась мимо ипподрома ко дворцу Быколеон, возле которого находилось мраморное изваяние сражающихся льва и быка, что и дало называние дворцу. Мраморные капители дворцовых колонн также были украшены изображениями льва и быка. Высокие стены отгораживали дворец от располагающейся внизу пристани.
«А ведь сия статуя про нас, про Русь и Империю Ромейскую, – подумалось Велесдару. – Велес – бык, он трудом живёт. Царьград – лев и, как хищник, питается жертвами. Через Аскольда начал было лев повергать быка, да тот встрепенулся и теперь благодаря князю Ольгу прижал к земле льва рогами. Но битва не окончена…» Перед внутренним взором кудесника пошли образы минувших и будущих схваток… Однако Велесдар не успел погрузиться в видения, как нежданное событие вернуло его в Явь.
Когда до Быколеона оставалось десятка полтора шагов, на городской стене, обращённой к морю, возникли какие-то суета и шум. Воины на стене размахивали руками и что-то кричали, указывая вверх. Все невольно остановились и узрели в небе двух больших птиц. Два орла завертели карусель в воздухе над Босфором, вначале поднимаясь выше и выше, а потом неожиданно набрасываясь один на другого. Вот они крепко сцепились острыми как ножи когтями на сильных лапах и, не отпуская друг друга, закрутились в смертельной мельнице, падая вниз, пока крепостная стена не скрыла их от заворожённых необычным действом зрителей.
Велесдар замер. Хищники одного рода редко нападают друг на друга. Орёл есть символ Римской, а теперь и Ромейской Империи. Знать, она потерпит поражение от своих же? И вдруг он ощутил внутри острый холодок, так что даже тело покрылось гусиной кожей, словно ранним утром при выходе из тепла на улицу. А ведь орёл – это и символ Рюгена, и знак Перуна. Видения ожившей битвы быка и льва сплелись с новыми, где люди с крестами на плащах сдирали только что увиденные им в храме иконы, золотые подсвечники, кресты, кадила и прочую драгоценную церковную утварь. А где-то в ином месте русы, тоже с крестами, рушили кумиры Перуна и Велеса, вырубали Боголесья, засыпали священные источники, отчего-то сжигали даже гусли, кимвалы и рожки…
Велесдар помрачнел, сжалось его сердце: узрел он знак божеский, но никому ничего не сказал, ибо не дозволяет бог Велес смертным знать грядущее, а только указывает на него знаменьями, кои ещё в полной мере уразуметь надобно…