Руны Вещего Олега - Страница 141


К оглавлению

141

– В присутствии Святейшего патриарха целованием сего святого креста клянусь соблюдать вечно заключённый между нами и архонтом русов Хельгом, – торжественно начал Лев Шестой, а за ним повторил и Александр, – договор о любви и взаимопомощи между христианской Империей Ромеев, императором которой мы являемся, и землёй русов. На этом кресте святом обязуемся уплачивать ежегодную дань Руси, как и в прежние годы, а ещё творить суд справедливый, как к людям русским, так и к людям христианским одинаковый, без притеснения одних или других. Купцам и послам русским проживать при приходе в землю греческую в казармах воинских у обители Святого Маманта и входить без оружия в ворота града Константина в сопровождении чиновника нашего числом не более пятидесяти человек за один раз. Торг вести на рынках константинопольских таким купцам беспошлинно, и содержание их на шесть месяцев за счёт Империи, – хлеб, вино, мясо, рыба и овощи – и мытьё в термах, сколько они хотят, безоплатное. И на обратную дорогу пусть берут хлеб, а также якоря, паруса и прочее снаряжение. Русам же без товаров будет выдаваться хлеб, сколько надобно. Дабы уверенными быть, что без злого умысла прибыли посланцы и гости из Руси, а также для учёта, им необходимо иметь с собой перстни с печатью своей, послам золотые, а купцам серебряные.

Каждый из императоров говорил, крестился и целовал тяжёлый крест, который держал патриарх, облачённый в торжественные ризы.

– Сей святой крест с мощами самого Иоанна Крестителя да будет порукой верности слова твоего! – торжественно и распевно повторял после целования креста Евфимий.

Заиграли снова трубы, и процессия так же торжественно двинулась обратно. Императоры и некоторые из их свиты скрылись во дворце, а большая часть вместе с послами и воеводами русов пересела на коней и двинулась через весь град к Влахернскими воротам; выехав через них, направились к загородному императорскому дворцу, где их ожидал князь Ольг. Сам князь, его послы, и воеводы, и посланники греческие, спешившись с коней, направились к месту, где во дворце Святого Маманта находилось русское капище.

– Именем бога нашего воинского Перуна и бога мудрости и проводника в Навь великого Велеса на мече моём клянусь договор, заключённый с императорами греческими Львом и Александром о взаимной любви и справедливости меж христианами и Русью, соблюдать и в подтверждение той клятвы целую меч мой, что есть символ чести воинской и верности слову изречённому, – громогласно молвил могучий седовласый князь и, воздев к небу свой боевой клинок, поднёс его к устам.

То же повторили его послы и воеводы. Послы императоров, что следили за князем русов и его свитой, удовлетворённо закивали, переговариваясь меж собой, как только грозные клинки могучих россов возвратились в ножны.

– Слава богам русским, Перуну, Велесу и Сварогу, Деду божьему, и всем богам и Триглавам большим и малым, что здесь, на земле ромейской, помогли нам победу одержать. Пусть Правь истинная утвердится в Мире, а ежели пошатнётся, то снова мы придём и за неё клинками нашими встанем. Слава Руси! – заключил седовласый князь и, поклонившись богам, оставил святое место. Вслед за ним, троекратно молвив «Слава», удалились и его соратники, также поклонившись богам и пращурам.

* * *

Князь, озирая своё победное воинство и стены Царьграда, с радостью думал, что боги славянские и кельтские по-прежнему не оставляют его. «Надо бы в благодарность им выбить руну на каком-то из больших камней, чего-чего, а уж их тут вокруг полно. – Ольг огляделся вокруг. – Или прямо на этой городской стене?»

Вдруг новая мысль озарила сознание.

– Стременной! – кликнул он. – А ну-ка, подай мой щит! Надобно в память о нашем походе и покорности града сего русской силе приколотить его на городские врата!

Воеводы и охоронцы, что были подле князя, радостными выкриками поддержали его, и едва стременной появился с княжеским щитом, на котором красовалась одна из подаренных людям кельтским богом Огмой рун – «тине», малая процессия поскакала к Золотым воротам – символу Нового Рима, которые использовались лишь в исключительных случаях для императорских триумфальных шествий. Самые быстрые из воинов уже подогнали к воротам воз с тюками паволок. Богатырь Руяр крепко встал на поклаже, расставив ноги, а княжеский стременной небольшой, но ловкий мысью взобрался ему на плечи. Ольг подал ему щит, кто-то увесистый молоток и три длинных кованых гвоздя. Ещё немного – и под одобрительные возгласы дружинников щит из обожжённого дуба, покрытый толстой воловьей кожей, окантованный позолоченной медью, с железным умбоном посредине, уже накрепко был прибит к вратам древнего града Византия-Константинополя. Большая часть дружины знала, что изображённая на княжеском щите руна означает удачу, так необходимую каждому воину. И только немногие ближники да ещё волхвы ведали, что в кельтской магии «тине», или, иначе, падуб, защищает от отравления и любой прочей враждебной силы.


С того самого мгновения, когда Гроза узнал о предстоящем походе на Царьград, он только тем и жил. Потому что надежда, совсем малая, но надежда, снова возгорелась в его опустошенной душе. Когда они пришли к столице ромеев и обложили её со всех сторон, он исходил все окрестности древнего града, говорил с перепуганными насмерть греками, спрашивал у бывших невольников, освобождённых русами, но ничего так и не узнал. Потом побывал и в самом граде, когда они с Хорем и десятком воинов отправились за схоронившимся на пустыре Берестом. Гроза предусмотрительно прихватил своё пастушеское одеяние. Отыскав и уложив на воз стонущего в бреду Береста, который иногда несвязно что-то бормотал по-гречески, но в сознание не приходил, Гроза, тихо перешепнувшись с Хорем, растворился в колючих кустах за пустырём. Вскоре неприметный пастух с сумой на боку бродил по граду и глядел, слушал и искал, искал, спрашивал на рынке рабов, благо по-гречески рёк достаточно внятно, обходя все места, куда только был доступ человеку его положения. Но град был велик, а дома мало что были за высокими каменными заборами, ограждавшими дворы, но стояли все, повернувшись к улице тылами, и пространство между ними использовалось только для прохода и проезда. Большинство улиц центральной части Константинополя было застроено одно-, двух– и трёхъярусными домами вельмож и купцов, украшенными одноярусными портиками, которые часто использовались в качестве торговых помещений. Чем дальше от центра города, тем улицы становились ýже и неопрятнее, на окраинах они не были вымощены камнем и не обустроены водостоками. Здесь, в многоярусных доходных домах, иногда достигавших и девяти ярусов, обитали ремесленники, мелкие лавочники, моряки, рыбаки, грузчики и прочий рабочий люд.

141