Руны Вещего Олега - Страница 134

134

– Да, этот херсонесит действительно великолепен, я уже дважды испытал его чудесный массаж, – широко улыбаясь, ответил полнотелый грек, но глаза его при этом остались холодными и внимательными.

Немного полежав и подождав, пока молчаливый раб не счистит специальным скребком масло с кожи, хорезмиец встал и, надев сандалии с деревянными подошвами, неспешно пошлёпал в кальдарий. Неслышные, как тени, в основном смуглокожие рабы быстро мыли и щётками очищали от остатков масла скамьи, едва только посетитель оставлял ложе. Входя в парную, восточный гость поправил своё хлопковое покрывало на плече и незаметно оглянулся. Он узрел, как один из крепких мужей, блаженно-разморенно сидящих на мраморной скамье, встал и последовал за ним в кальдарий. Не торопясь пройдя вдоль бассейна с горячей водой, восточный гость сложил своё покрывало на пустую лаву и, оставив на горячем мраморном полу деревянные сандалии, так же медлительно сошёл по ступеням в бассейн.

– Отец, а чего это визанцы в своих термах помещения по-нашему называют? Язык-то у них другой, а тут гляди – «теплодарий», то есть тепло дарящий, «калдарий», опять же понятно, что калёный, вон босиком на пол не ступишь, «аподитерий» – помещение оподле терм, где, значит, одежду снять можно, всё ведь по-нашему? – удивлённо вопрошал молодой любопытный сын у купца-руса, разглядывая мозаику пола и фрески стен с изображением полновесных виноградных гроздей, прекрасных дев и могучих юношей. Прибыв по торговым делам в град накануне прихода киевской дружины, купцы нежданно оказались запертыми в осадном Константинополе и теперь коротали время в термах.

– Оттого, сыне, что не их языка сии слова, а древнего племени расенов, нам родственных, оттого мы их и разумеем, – степенно отвечал кряжистый купец с подстриженной на греческий манер бородой, медленно спускаясь в бассейн с другой стороны.

Следовавший поодаль крепкий грек, услышав речь россов, насторожился, наблюдая одновременно за восточным купцом и за отцом с сыном.

– Выходит, отец, они чужие слова под свой выговор приспособили? – ещё более изумился юный купец и, чуть подумав, добавил: – Один только «фригидарий» по-своему назвали.

– А то! Ведь ромы-то сии мытни и способ их сотворения переняли когда-то очень давно у итрусов, италийских русов, которые принесли знания строительства разного и граду Риму начало положили. Ромы их этрусками зовут, многое у них переняли, оттого и остались расенские слова в языке ромов. А греки-ромеи уже у ромов переняли умение дворцы великолепные строить, каменные статуи ваять, водопроводы с мытнями сооружать и ещё много чего разного. А «фригидарий» тоже не их словцо, это же название народа полуночного, что у Студёного моря живёт. Мы их фрягами зовём, ромеи фригами, ромы и германцы фризами, там морозы знатные и вода ледяная, оттого понятие «холод» у них с фригами-фрягами накрепко связано.

– Про фрягов мне ведомо, у них мечи знатные. Благолепно, однако! – продолжая восторженно оглядываться по сторонам, проговорил молодой рус.

– Снаружи благолепно, а душу-то задумки ни ромы, ни ромеи так и не уразумели, – проворчал купец. – Что это за парная? Под горяч, а пару настоящего, как у нас, от камешков раскалённых, нет, да и в соседнем фригидарии ихнем, разве там холодная вода? А самое главное – веников нету, похлестаться всласть нечем! Тьфу, разнеженность одна… После нашей мовницы сила пара калёного и воды или снега студёного во все жилки проникает, а это так, баловство… – продолжал ворчать купец, ещё и ещё окунаясь с головой в горячую воду.

Сын последовал его примеру.

Крепкий грек опустился на свободную лаву так, чтобы видеть и по возможности слышать и россов, и восточного купца, который, выйдя из бассейна, набросил на плечо свою сложенную хлопковую ткань и, разморённый, направился в сторону фригидария. Проходя мимо лежащих на лавах простыней, он что-то быстро извлёк из-под своей ткани и сунул под одно из покрывал русских купцов, которые в это время усиленно тёрли друг другу спины мочалами в бассейне. Грек, увидев сие действие хорезмийца, заволновался, решая, что же ему делать: надо бы следовать за ним, но неизвестно, что он передал россам… Наконец, подскочив к лавам, он сорвал одну за другой простыни, встряхнул их и, не найдя ничего, устремился за восточным купцом. Грек вбежал в фригидарий, где было больше всего народу, так как здесь можно было не только искупаться в прохладной, столь желанной после горячего кальдария воде, но и послушать актёров, утолить голод и испить вина, поговорить с нужным или просто интересным собеседником. Грек сразу стал искать глазами хорезмийца, но не на многочисленных лавах, ни в бассейне не увидел его бритой головы. «Упустил», – противно пронзила неприятная мысль. Вдруг, что-то сообразив, он опрометью бросился обратно к росским купцам в кальдарий, но и там бритоголового не обнаружил. Тогда он вбежал в отхожие комнаты, едва не столкнувшись с рабом, который носил курящиеся благовония для устранения неприятных запахов. На мраморных скамьях с отверстиями сидели несколько посетителей терм, но бритоголового и здесь не оказалось, он будто провалился в преисподнюю или вознёсся в небо. Противная слабость разлилась по крепкому телу тайного воина.

* * *

На подходе к аподитерию, куда очень быстрым шагом вернулся хорезмиец, послышался какой-то шум и возгласы. Едва восточный гость перешагнул мраморный порог помещения для разоблачений, как увидел царящий там хаос: опрокинутые лавки, сломанные полки и разбросанную одежду. Рабы суетились, пытаясь расставить всё по местам, собрать одежду и обувь, в спешке иногда задевали посетителей, испуганно кланялись и бормотали извинения. Дородный муж громовым солдатским гласом возмущённо понукал несчастных, чтобы быстрее нашли его одежду, иначе, орал воин, он пришлёт сюда свою тагму и от терм не останется и стен. Два обнажённых мужа, которые вместе с полнотелым были в тепидарии, лежали среди изломанных полок и скамеек. Один был недвижен, а другой только начал приходить в себя. Он мотал и тряс большой головой, но пока не мог осознать, где он и как оказался в таком положении.

134