Руны Вещего Олега - Страница 98

– Дороги вам лёгкой и доли доброй! Храни вас Даждьбог с Мокошью! – И северянка долго стояла на дороге, провожая воинов, пока они не исчезли из вида.

Обратную дорогу, гулкую от прикосновения к земле холодных перстов самого Велеса, князь помнил урывками, потому что хоть и удалялся от землянки кружевницы, да продолжал вести с ней незримую беседу. Со своими шустрыми коклюшками она представала перед его внутренним взором как одна из помощниц самой Мокоши, прядущей нить человеческих судеб, как Берегиня всего северянского рода-племени. Как знак любви и верности своему изувеченному мужу, хранительница домашнего тепла, которая словно ждала их в затерявшейся средь лесов веси со своей обожжённой до звона глиняной печью, чтобы накормить и обогреть. Он не думал о ней как о жене, не помнил, красна ли она ликом, а просто беседовал по душам и понимал, что она платит ему тем же. Беседа их прервалась, только когда отряд въехал в пределы киевских пригородов и потянулись знакомые поля, пустыри, дворы и амбары.

Уже возвращаясь в свою светлицу, князь вдруг вспомнил, что даже не знает, как зовут мастерицу.

– Негоже, вот что значит, коли сто лет с жёнами дел не имел, даже имя спросить забыл, – ругнул себя Ольг.

В Киеве привычным валом накатили княжеские заботы, но нет-нет да вспоминал Ольг удивительную жену, что волхвует по ночам над своими оживающими коклюшками. Особенно образ её являлся по ночам, когда не спалось и никто не мешал своим присутствием и вопросами. А может, это кружевница садилась в ночи за своё волхвование и тоже вспоминала «боярина»?

Дел в разрастающемся княжестве было невпроворот. Желая раздвинуть полуденные кордоны, Ольг неожиданно встретился с упорным сопротивлением тиверцев и уличей.

Следующей осенью князь вновь обратил свой взор на полуночный восход.

– Идём к радимичам и вятичам, – повелел он. – Нужно договориться с ними. Пусть меха и серебро северное потечёт в киевскую казну, а не служит усилению Хазарского каганата.

К остановившейся у града Добрянска княжеской дружине прибыли посланцы радимичей: осанистый седовласый боярин и крепкий молчаливый темник годов сорока.

– Поразмышляли мы, князь Киевский, над твоим предложением, не скроем, к северянам, соседям нашим, ещё летом наведались, – степенно рёк пожилой боярин. – Дело-то важное, потому крепко должно быть обдумано, сам разумеешь.

Ольг терпеливо ждал, понимая обстоятельность сих людей.

– Так вот, князь, собрали мы сход и решили, – коли ты хочешь, чтоб мы тебе, как и хазарам, платили по шелягу от рала, а взамен обещаешь защищать нас так же, как ты северян защитил, то мы согласны.

– Хазары враги мне, а защита люда славянского, кровнородственного – честь и обязанность. На том стою я и дружина.

– И людей в дружину твою дадим, потому как понимаем, – коль собрать вместе дружины словенские, полянские, северянские да наши, то у хазар духу не хватит такую силу трогать, – веско добавил к словам боярина темник.

– Потому наш князь Радослав приглашает тебя, князь Вольг, погостить у нас да принять дань, как раз время полюдья приспело.

Пройдя земли радимичей, дружина Ольга по первому снегу, пока тонкой пеленой прикрывшему уже схваченную морозами землю, прибыла к Оке-реке, на которой сидели вятичи. И им также было предложено платить дань князю Киевскому.

Из стольного града Дедославля выехала целая свита всадников, впереди трое, одеты добротно, держались с достоинством.

– Значит, ты будешь Вольг, князь Киевский? – прищурив синее око, спросил главный, с волосами и бородой цвета спелой ржи. Одет он был в ладные доспехи, плечи покрывал белый шерстяной плащ. – А я князь Вятский Коловрат. Ты, князь Киевский, зовёшь нас, вятичей, под своё крыло и хочешь, чтоб мы дани хазарам более не платили, а платили тебе?

– Верно разумеешь, князь Коловрат. И что же ты решил? – Ольг выдержал взгляд собеседника.

– С купцами нашими, боярами да старейшинами обсудили мы сие дело и решили, что нет нам резону с хазарами в раздоре быть. Ты от нас за тысячу вёрст, а хазары с булгарами рядом, – ответствовал тот.

– Большая часть вящих людей нашего княжества живёт торговлей, а торговля вся через хазар да булгар идёт, так что нам смысла нет рубить сук, на котором сидим. Не обессудь, князь Киевский, но нет нам выгоды от того, что ты предлагаешь, убыток один, – добавил круглолицый и дородный боярин с сединой в висках и бороде.

– Я разумею, что вас, «людей вящих», хазары да булгары не шибко обижают. А что думают о моём предложении те вятичи, что землю пашут, охотятся, скот разводят, ремеслом живут? – пронзительно глядя на посланцев, сдержанно молвил князь. – Они-то теряют родичей, жён и детей, хлеб выращенный и мёд собранный, когда тархан с воинами хазарскими за данью приходит!

Посланники снова переглянулись меж собой, поперешёптывались, и круглолицый отвечал, стараясь не выказать своего раздражения:

– Мы в самом деле люди не ремесленные и не скотоводы, да благополучие княжества Вятского от нас вперворядь зависит, оттого нам и решать, кому дань платить и под чьим крылом земле нашей лепше жить.

Посуровел ликом могучий князь, блеснул зелёными очами.

– Что ж, будь по-вашему, только мыслю, зря вы так поступаете, да пусть нас боги рассудят…

Возвращались через Чернигов. Погостили у князя Жлуда. Он к тому времени уже собрал со своего княжества обозы с пушистой данью, которые Ольг велел присоединить к тяжёлым возам с радимичским серебром и под охраной отправить в Киев.