Руны Вещего Олега - Страница 80

– Энгельштайн этот уже не просто священник, а епископ, легат Папы Римского, – уточнил Айер.

– Да будь он хоть сам Папа Римский, а за то, что князя Рарога лютой готской казни предать пытался, ответ держать должен, – сурово молвил князь, сразу вспомнив и сумасшедшую скачку по лесу к семейной заимке, и скоротечную жестокую схватку с франкскими изведывателями, и Велину, в крике изливающую ему обиду и злость оттого, что не удалось убить Рарога… – Неужто он страх потерял, сей бывший пастор, а ныне легат, что в Киев явился?

– Он в Киеве был при Аскольде. Да началась у них с Царьградской церковью грызня за такой лакомый кусок, а тут мы подоспели с дружиной, пришлось и митрополиту Сирину, и сему легату бежать. Энгельштайн укрылся в Искоростене у древлян, те всегда Киев недолюбливали, – изложил Мишата.

– Значит, нынче сей Энгельштайн среди древлян хоронится? – задумчиво молвил князь, усаживаясь на новую берёзовую скамью и делая знак, чтобы и его изведыватели присели вокруг прочного, тоже пахнущего свежим деревом дубового стола.

– Так ведь не просто хоронится, – заметил Айер, – к нему наши греческие собратья трапезиты зачастили, а сие им ох как несвойственно.

– Ну да, – добавил Скоморох, – при Аскольде готовы были порезать друг друга, а тут вдруг любовь да дружба, не к добру это!

– Давай, княже, мы к древлянам потихоньку сходим, выясним, что и как, – предложил Мишата, и остальные изведыватели закивали, выражая свою готовность.

– Добро, – согласился Ольг.

– Тогда просьба к тебе, княже, будет, – молвил Мишата, переглянувшись с сотоварищами.

– Чего для дела надобно, получите, – отвечал князь.

– Нам человек нужен, который латынь добре разумеет, молитвы христианские знает, а лепше всего, чтоб сам был христианин, но не греческой, а римской церкви. В общем, кабы сын твой, Олег, с нами к тому легату пошёл…

– Его пока в Киеве никто не знает, а в Искоростене и подавно, а он имена пастырей назвать может изборских, тут никакого подвоха не будет, – горячо заговорил Скоморох, а Мишата недовольно глянул на него.

– Хм, с изведывательской стороны я-то вас, братья, разумею, да справится ли Олег? Молод и опыта в изведывательском деле никакого… – засомневался князь.

– Ерошке всего двенадцать было, когда нас в Булгаре обложили, а он справился, да ещё как! – напомнил Айер, и все глянули на повзрослевшего темноволосого и голубоглазого Ерофея.

– Мы сына твоего, княже, добре подготовим, с ним Ерофей и Молчун пойдут, а мы с Айером поблизости будем, – снова с жаром убеждения заговорил Скоморох. – Один стар, а другой ростом мал, никто ничего серьёзного не подумает!

Ольг задумчиво глянул на своих изведывателей, погладил перстами дубовую столешницу, будто читал написанное на ней невидимое письмо.

– Ладно, – решился наконец князь, хлопнув по столу могучей дланью, – я сам займусь подготовкой сына, перед богами я за него в ответе, мне и к опасному делу его готовить. Только Молчуна нельзя к Олегу ставить, он в лодье моей уже был охоронцем, кто-то из ближников Скальда его точно запомнил, хотя бы тот бывший новгородец Репей или, как его… который уплыл…

– Пырей, – подсказал Скоморох.

– Да, Пырей-то уж Молчуна на всю свою жизнь запомнил, и не только он, думаю…

– Добро, тогда мы Кулпея отправим, он как раз от печенегов дней десять как вернулся, в граде его вообще никто не знает, – предложил Мишата.

– Ага, – с деланной злорадностью воскликнул Скоморох, – у хана печенежского он правая рука и лепший советник, а тут простой охоронец! Во как жизнь изведывательская кидает! Приятно, что не только одного меня!

Ольг, порешав с изведывателями все нужные вопросы, ушёл.

– Каков князь-то наш, настоящий муж, братцы! – восторженно проговорил Ерофей. – Не каждый может вот так решиться сына своего послать на трудное дело и самому же взяться его исполнять.

– Наш князь за всё ответ несёт, и за сына, и за всю Русь, ни на кого не перекладывая, – задумчиво отвечал Айер.

– Да, иной мог бы не взваливать на себя ношу великую, а сидеть в Северном краю и не думать про иные народы славянские, как их тут на куски режут Византия с Римом, хазары и иные кочевники. Тем паче что слово старому Гостомыслу давал не он, а князь Рарог, – рассуждал Скоморох. – Только не может князь Ольг по-иному.

– Он с богами и волхвами советуется, оттого по пути Прави его ведут силы высшие, и наш долг помогать князю во всём! – кратко и ёмко подвёл черту немногословный Молчун.

– Я сын христианки из Изборска, мать меня с детства к вере привлекла, крещён я. А нынче стали в Новгородчине недобро к папским людям относиться, изгнали их напрочь, вот мать и отправила меня на Киевщину, чтоб я сыскал какого пастора из церкви Христовой и имел духовника. Да, приехав сюда, узнал, что и тут всех пасторов разогнали, а за теми, кто в церковь на Греческом дворе ходит, надзор строгий. Под большим секретом киевские христиане рекли, что в Искоростене есть церковь Божия, которая свободно святое слово людям несёт, вот я и приехал, – смиренно рёк юноша служителю в серой монашеской одежде. Ещё раз, окинув взором небольшой деревянный храм, в котором он отстоял службу, юноша перекрестился на алтарь и низко поклонился.

– Wer ist dieser junger Mann? Und was willt er? – спросил на франкском неожиданно и почти беззвучно появившийся из-за спины Олега крепко скроенный монах в чёрной одежде с сединами на висках.

– Ich heisse Alexandr, ich bin аus Isborsk, – опередив монаха в сером, ответил тоже на франкском юноша.