Руны Вещего Олега - Страница 73


К оглавлению

73

В тот день у Олега был добрый настрой, он ощущал себя как-то особо бодро. Когда погнали на реку купать коней, он в запальчивой скачке обогнал Андрея, отчего тот разозлился и спихнул Олега в воду. Олег не только был годом младше, но и телом пошёл в мать – гибок и невысок ростом, а Андрей, напротив, был по-отцовски высок и крепок, что молодой дубок. Однако по упорству и стойкости в драке младший нисколько не уступал старшему, хотя и был им нередко бит. К тому же в последнее время Олег с особым усердием занимался с Клаусом, служившим ещё Людовику Первому, борьбой и схватками с оружием. Потому тут же, едва вскочив на ноги, стоя по колено в воде, быстро захватил двумя руками стопу Андрея и закрутил её так, что старший завопил от боли и, не удержавшись на конской спине, полетел в реку. Через мгновение он вынырнул и, рыча от ярости, набросился на младшего брата. Отчаянно сцепившись, как молодые волки, они несколько раз падали в воду и, наверное, утопили бы друг друга, если бы не дядька Клаус, который подоспел к месту злой схватки. Старый воин с трудом разнял дерущихся, измазанных илом и кровью братьев. Олег едва дышал, стоя на четвереньках, с трудом отплёвываясь и откашливаясь от попавшей в лёгкие воды.

– Ф другой раз я мочь не успеть и они прикончат друг друг… – мрачно доложил франк купцу. – Нато решайт, Бажан…

И решение было принято.

Вместе с очередным торговым караваном деда Бажана, в сопровождении своего воинского наставника, дядьки и учителя франкского языка Клауса, он отправился в далёкий Киев. По правде сказать, Олег и сам подумывал, куда бы податься из дома, уж очень его доставали вечные склоки с братом и материнские жалобы на всех и вся.


Князь с непонятным волнением в могучей груди смерил взором юношу с прямым взглядом карих, как у Велины, очей, да и станом, и обликом он был разительно схож с матерью. На вид ему было лет семнадцать.

По донесениям изведывательской службы в Нов-граде, Ольг знал, как ведёт себя в Изборской ссылке и чем занимается жена зачинщика новгородского восстания Вадима, что она родила второго ребёнка. Однако новости о Велине и её детях приходили всё реже, потому как более ни в каких сомнительных делах она не участвовала. Со временем воевода почти забыл свою первую любовь, особенно после того, как понял: то была не любовь, а ослепление. После того как пришёл в Киев, и не вспомнил ни разу. И вот вдруг весть: «Приехал сын!» Заныла в сердце старая рана, а ведь казалось, всё забыто навсегда. Из крепкого сундука памяти, подобно залежавшимся пёстрым платкам, тотчас возникло последнее прощание с любимой перед отплытием с Лодинбьёрном на его «Медведе» и по возвращении горькая весть матери о замужестве Велины. Мелькнула кровавая рубка с мятежниками во дворе Новгородского посадника и смертельно уставшая сестра Ефанда, уснувшая на его плече. Сумасшедшая страстная ночь с Велиной и соткавшийся из тумана кельтский крест над предрассветной водой. Всё вновь ожило в бездонной памяти изведывателя и князя Руси. И вот опять глядят на него глубокие очи Велины, а Ольг в самом деле не ведает, признать ли сего юношу сыном. Князь на миг задумался, глядя одновременно на стоящего пред ним Олега и куда-то далече, в прошлое. «А вообще-то какая разница – мой это сын или нет, коли прислала Велина, знать, ответ за него держать надобно. Он-то в наших ошибках невиновен, коли считает, что сын мой, так и решать тут нечего».

– Ну, здрав будь, сыне! – Ольг подошёл к молодцу и крепко его обнял.

Вечером князь появился в тереме вместе с сыном. Ефанда поглядела на него своим пытливым взором и пригласила мужчин за стол.

– Что, сестрица, – спросил Ольг, когда юноша отправился отдыхать в приготовленную для него горницу и они остались одни, – узрела что в судьбе Олега-младшего?

Но Ефанда лишь неопределённо передёрнула плечами.

– Ничего я не узрела, с чего ты взял?

– Ну, нет так нет, – с лёгкой досадой пробормотал Ольг, зная, что если сестра не желает, то всё одно не скажет.

– Пусть твой сын, а мой, выходит, племянник подружится с Игорем, – молвила она через некоторое время, как бы между прочим.

Князь Ольг исподволь присматривался к сыну, пытаясь подметить в поведении младшего свои собственные черты и привычки, и когда находил их, то тихая радость тёплой волной растекалась из глубин души по всему телу и разуму. А каждая промашка и оплошность отзывались внутри щемящей болью. Что было отрадно, у Олега-младшего не замечалось материнской хитрости и скрытности. Юноша быстро схватывал и то, чему его учили старые воины, и то, во что старался посвятить отец. «Моя косточка, – довольно рёк про себя князь, – я ведь тоже всему в молодости быстро учился, что железному делу, что лодейному, что воинскому, жаль, отец не дожил до сего времени, порадовался бы на внука».

Сам же молодой Олег, будто скакун, вырвавшийся из тесной конюшни на вольный простор, летел вперёд, широко открыв очи и раздувая чуткие ноздри, жадно хватал пьянящий дух неожиданной свободы и чуял в себе немереные силы. Воинская наука не была для него в тягость – Клаус приучил его терпеть всяческие лишения. По сравнению с летами, когда рядом был постоянно измывающийся над ним старший брат и вечно сетующая на судьбу мать, любые нынешние трудности казались пустяками. Главное, князь принял его как сына. Сам же Олег подружился с Игорем и, теперь уже по праву старшего, ревностно оберегал княжича, а старый Клаус давал наставления им обоим.

Лета 6390–6391 (882–883), Константинополь – Киев

Устойчивый вернулся только осенью, с последними караванами. Под стать ветреной и невесёлой погоде, что всё чаще срывала сварливую злость на обитателях Константинополиса, полнотелый трапезит был непривычно хмур и немногословен. Часто где-то пропадал. Зимой его ложе в келье почти пустовало, видно, что он занимался другими делами.

73