Руны Вещего Олега - Страница 45


К оглавлению

45

– В том-то и дело, что они не говорили. Тот, которого я попытался схватить, оказался очень ловким, он не только вырвался, но и едва не зарезал меня своим кинжалом. Самое удивительное, что он не ругался и не произнёс ни слова. Второй полнотелый, вроде меня, только ниже ростом, он так и не вступил в схватку.

– Их было только двое? – с сомнением вопросил Энгельштайн.

– Не знаю, заметил двоих, но я же говорю, было темно. Наши люди из Готского двора, которым я повелел идти за мной чуть в отдалении, погнались за ними, может, настигнут, тогда узнаем, кто они и почему следили за нашим жилищем, – снова повторил Отто. – Но… – он помедлил, как бы сверяясь со своей памятью, – мне кажется, что их тоже «пасли», я видел несколько теней, которые последовали за нашими людьми.

Энгельштайн, оглаживая перстами бритый подбородок, погрузился в размышления, иногда вопрошая вслух не то самого себя, не то помощника. Отто между тем жадно набросился на предложенную еду – после каких-либо встрясок его одолевало неистребимое чувство голода.

– Если это не кияне, посланные хитрым Аскольдом, то кто же? – вопрошал легат. – Может, наши «собратья по вере»? Постные лица митрополита Михаила и его епископов при моём появлении на обеде у князя ясно говорили о том, что они не очень нам рады. – Энгельштайн уставился на жующего помощника. – Или это вообще какая-то третья сила, о которой мы пока не знаем?

– Всё может быть, – промычал Отто. Запил мясо холодным квасом и закончил: – Для язычников между нами и византийцами нет никакой разницы, и если бы они вздумали бить христиан, то досталось бы и им, и нам.

– Резонно, – кивнул Энгельштайн. – Тогда разузнай, только тихо, не было ли у Михаила и его епископов похожих неприятностей в эти дни.

– Я об этом узнаю завтра же, – молвил Отто, привычно вытирая жирные пальцы о край скатерти.

Глава 8
Божедар и Артемида

– А приходилось ли тебе, брат Божедар, бывать на празднестве языческом? – спросил сотоварища пышнотелый изведыватель, разворачивая какой-то свёрток.

– Почему ты меня так назвал? – недоумённо спросил Дорасеос.

– Потому что так твоё имя звучит на языке россов, – пояснил его спутник.

– Как я, христианин, пойду на языческое празднество?

– Мы служим церкви не как простые монахи, но как тайные трапезиты, а потому обязаны о противнике знать всё: их обычаи и нравы, имена и празднования, уметь, в конце концов, носить их одежду, – неожиданно строгим тоном молвил Устойчивый, демонстрируя ошарашенному Дорасеосу варварские расшитые рубахи. – А для начала запомни, как звучит твоё имя на языке россов: Бо-же-дар, повтори!

Нет, не «Пошедар», а со звуком «ж-ж-ж», в нашем языке его нет, но ты вспомни, как гудят пчёлы или шмели. У них эти насекомые так и называются: «бджола», «джмель». Старайся слушать речь этих людей, её мелодию, попробуй для начала поговорить на греческом, но с произношением россов. Занятная штука и весьма полезная – чужой язык, в нашем деле это порой важнее владения ножом или петлёй. Я ведь не заставляю тебя ходить, как они, по раскалённым угольям от костра, – вдруг снова сменив серьёзный тон на притворно-шутливый, закончил полнотелый сотоварищ.

– Так ведь их архонт Аскольд христианин, неужели он разрешает творить в городе языческие празднества? – не переставал изумляться Божедар-Дорасеос.

– По велению князя Аскольда главное языческое капище на горе, называемой Перуновой, разрушено, а празднества варварские запрещены. Но на близлежащие леса и дубравы сей запрет не очень распространишь, в каждой роще охорону не выставишь, да и недовольство в народе пока велико, – пояснил Евстафий. – Пошутил я, не пойдём мы ни на какое языческое действо, не желаю смущать бесовским обрядом твою чистую христианскую душу, – с ехидным смешком грудным полуженским голосом закончил тему Устойчивый, с трудом натягивая на себя холщовые порты. – Но одеться по-местному всё равно придётся, для нашего дела лучше иметь вид местных… Кстати, ты мне должен двенадцать номисм, ну или восемнадцать арабских дирхемов.

– Двенадцать номисм? За эту грубую варварскую одежду?

– Ну, пусть будет десять, – согласился Евстафий. – Не лён, конечно, а конопля, зато ей сносу нет! Давай одевайся!

Холщовые порты и конопляная рубаха ладно сели на атлетическую стать Дорасеоса, а плетёный пояс ещё более подчеркнул её.

– Хорош, брат Божедар, – придирчиво оглядывая сотоварища, впервые облачившегося в непривычное для него одеяние, молвил Устойчивый. – Волос у тебя светлый, не то что у меня, да и телеса, подобные моим, для местного люда редкость, а вот ты прямо рус настоящий, как здесь рекут – «все девки твои будут», ха-ха-ха! – весело рассмеялся он.

– По-моему, ты перестарался с маскарадом, Устойчивый, вместо того чтобы слиться с варварами, мы, наоборот, будем выделяться, – критически оглядев себя и напарника, молвил с сомнением Дорасеос.

– Нет, брат Божедар, сегодня один из самых почитаемых у россов праздник, и вряд ли ты встретишь хоть одного в повседневной одежде.

Когда они вышли, Божедар убедился, что все люди, неспешно и радостно двигавшиеся по киевским улицам, были облачены в лучшие свои одеяния, очень простые по константинопольским меркам, но искусно украшенные вышивкой. Изведыватели быстро растворились в этой шумной праздничной суете, направившись в сторону городской слободки. Походив некоторое время по оживлённым улицам, они устремились туда, где находилось интересующее их подворье, и незаметно обошли его со всех сторон.

45