Град стал вырастать из моря чудным белым кораллом, – отражая полуденное солнце, блистали роскошные беломраморные строения и дома попроще, сложенные из известняка. Но чем ближе подходил караван, тем выше поднимался и берег, скрывая город за бесконечно длинной стеной.
– Где ж тут у них пристань? – спросил Ерофеич у жилистого кормщика.
– Вот град сейчас останется от нас одесную, а мы войдём в залив, там место удобное и от любого ветра укрытие надёжное.
Все сгрудились на верхнем настиле коча, провожая взорами проплывающий мимо чудный, а самое непривычное, весь построенный из камня град и крепостную стену, которая с понижением берега становилась всё выше.
– А зачем такой высоченной стеной град от торговой пристани отгородили? – подивился любопытный Ерофеич.
– Так сей залив не только для торговцев удобен. А как войдут чужие воинские суда? Вишь, берег тут пологий совсем, – степенно отвечал кормщик, внимательно следя, чтобы не задеть какую чужестранную посудину. В заливе было тесно от разных судов, в основном греческих, тут и небольшие грузовые селандии, что в переводе с греческого означало «черепахи», и маленькие тариды – вспомогательные суда, и усиеры – небольшие грузовые суда, использующиеся для перевозки лошадей; были и арабские карабы с треугольными парусами, и прочие торговые посудины. Даже два больших греческих военных дромона почему-то оказались в торговой гавани, занимая изрядно места. С трудом небольшой коч нашёл место у пристани, а остальные пошли по заливу далее, искать свободные места. Двум из их каравана это не удалось, и они стали на якоря посреди залива.
Едва коч приблизился к берегу и втиснулся меж двух греческих селандий, как тут же к нему подошли три мужа важного вида.
– Вот и сборщики подати пожаловали, – сокрушённо молвил Стародым, – хоть бы раз мимо проскочили…
Трое поднялись на борт. Один из сборщиков поздоровался со старшим лодейщиком как с давним знакомцем, улыбнулся, даже похлопал его по плечу. В ответ Стародым сунул ему какой-то свёрток, и на вопрос грека, доброй ли была дорога, лодейщик вдруг молвил:
– Слава Исусу Христу, уберёг от разбойников и злых ветров! – и тут же размашисто перекрестился.
Оторопевшие изведыватели в растерянности раскрыли рты. Вот так Стародым, вот так свой новгородский помор! Когда же лодейщик повёл сборщиков показывать товар, то узрели они на его распахнутой груди серебряный крест на цепочке.
– Вот те на! – пробормотал изумлённый Скоморох. – А лодейщик-то наш – христианин!
Они с Молчаном переглянулись.
В самом деле, пришедшие с пристани сборщики податей коротко поговорили со Стародымом, тихо о чём-то спросили, кидая взгляды на купца Молчана и его ватагу. Стародым что-то отвечал, улыбаясь и угодливо кивая. Изведыватели внутренне напряглись: неизвестно чего ожидать от столь быстро поменявшего веру лодейщика.
– Стародым-то после случая с татями, кажись, заподозрил, что не простые мы купцы, – прошептал Молчану Скоморох, глядя на снующие по заливу лодчонки и лодьи.
– Что же, – как всегда кратко, ответил сотоварищ, – надо всем быть готовыми в случае чего.
Но в этот раз, кажется, пронесло, сборщики, пересчитав бочонки и тюки, получив свою десятину, выдали Стародыму медный жетон с крестом и покинули коч, спеша к большому арабскому кораблю с двумя мачтами.
Уже выгружая товар на хорсуньской торговой пристани, Скоморох, хитровато прищурившись, спросил:
– Скажи, брат Стародым, а ты вроде как не упоминал по дороге сюда имени Христа, а всё больше Перуна да Велеса со Стрибогом?
Лодейщик в волнении потёр привычным движением вспотевшую лысину и, бегая взглядом по сторонам, тихо, почти шёпотом, молвил:
– Вы, братцы, про то никому не сказывайте, я вам во всём помогу и в ксенодохион вас устрою по хорошей цене, да я тут всё знаю. Здесь ведь греки сплошь христиане, с язычников пошлину бóльшую берут, чем со своих единоверцев, да и вообще к христианам отношение совсем другое, – краснея, оправдывался хозяин кочмара.
– Неужто одного креста на шее достаточно, чтоб за своего сойти? – усомнился Ерофей.
– Нет, конечно, у меня и лики их богов на такой случай есть, и молитву их главную на греческом выучить пришлось, – со вздохом ответил лодейщик. – Жалко просто так им лишние деньги отдавать… Да и вам со мной спокойнее будет, – уже больше по-деловому молвил Стародым. – Я поручился за вас, как своих помощников, коих добре знаю… Сказал, что весь товар мой, оттого нам скидка хорошая. А вот они, – лодейщик указал в сторону других шедших с ними суден, – заплатят по полной цене.
– Благодарствуем за то красно, – отвечал Молчан, и было непонятно, всерьёз сие сказано или с подковыркой.
Улучив момент, когда они были одни в «чреве» коча, Ерофей-старший тревожно спросил:
– Как думаешь, уразумел Стародым, кто мы на самом-то деле?
– Может, и уразумел, да не сдал, а прикрыл нас. Добре, что он тут не в первый раз, примелькался местным изведывателям, – ответил Молчан.
– Да к тому же так ловко научился за христианина себя выдавать, наш человек, лодейщик! – уже весело хохотнул Скоморох.
Они наняли возчиков и повезли товар к складам, которые, как пояснил Стародым, находились совсем недалеко от пристани, за стеной с широкими воротами, но стена эта была во много раз ниже основной городской стены, которая начиналась за торговой площадью. В воротах малой стены стражники проверили наличие жетона об уплате пошлины и беспрепятственно пропустили гостей. По каменистой набережной, испещрённой желобками от следов колёс, подъехали к длинному каменному помещению с одним большим входом, по обе стороны которого находились ряды торговых лавок, от каждой из которых вниз вели ступени, упирающиеся в широкие прочные двери. Везде царила обычная торговая суета, как и всегда на торжище, только иногда прохаживались оружные воины городского гарнизона, что располагался тут же в цитадели у высокой крепостной стены.