Руны Вещего Олега - Страница 107

107

Насытившись, гости стали благодарить и выходить из-за стола. Олег что-то шепнул матери и незаметно подтолкнул старшего брата к двери. Тот нехотя встал, ещё раз зыркнул на князя, потом на мать и вышел из горницы. Ольг тоже начал было вставать, но сын чуть качнул головой и поглядел просительно, умоляя этого не делать.

– Мама, посиди пока, я ведь совсем забыл о подарке тебе, в поторочной суме остался, я сейчас сбегаю. – Олег быстро скрылся за дверью.

Ольг и Велина остались одни.

– А тебя годы почти не берут, – с некоторой ревностью молвила Велина, оглядывая крепкий стан бывшего воеводы. – Отчего всё так несправедливо сложилось, ведь могло быть по-другому…

– Да нет, Велина, как раз по Прави всё, по Прави свершилось. – Ольг тяжко вздохнул, как будто ему не хватало воздуха, – чуть подкопченный дымом очага, он не вмещался в широкую грудь князя. – Ты власти и богатства хотела, а я за другим в князья пошёл, но ты того не уразумеешь…

– Ну да, я же баба глупая, только о себе и забочусь, а ты да твоя полоумная сестра всё о других печётесь, как же, ведаю! Колдуны чёрные! Вот и сына моего от живой матери увели! – Велина всё более стала наливаться злобой.

Ольг ничего не рёк в ответ, глядя куда-то в угол, где едва поблёскивала неровным светом лампада. Потом снова поглядел на Велину:

– Сына ты сама ко мне прислала, чего же теперь злобиться?

Она запнулась на полуслове, вперила в него свой горящий взгляд, порываясь что-то сказать, но ком у самого горла не давал ей этого сделать. Затем, овладев собой, Велина вдруг молвила почти спокойно и даже будто бы с удовлетворением:

– А ведь у тебя есть женщина, только любите вы друг друга тайно… Я ведь тоже немного колдунья, видно, от тебя набралась или от сестрицы твоей, когда она надо мной ворожила… – Самообладание кончилось так же внезапно, как и пришло. Слёзы отчаяния и жуткой тоски потекли из глаз Велины. Она зарыдала вдруг и завыла, как воют жёны над умершим близким человеком.

Ольг едва слышно молвил:

– Прощай! – и с шумом отодвинув лаву, встал из-за стола.

– Ах так, смотри же, проклятый зеленоглазый колдун, как я умру здесь прямо на твоих бесстыдных очах! – закричала Велина и схватила со стола здоровенный нож, которым резали мясо. – Я проткну сейчас своё сердце, которое тебя так любило…

Она взмахнула ножом, но появившийся из двери Олег быстрым заученным движением перехватил её запястье. Второй рукой он слегка ударил по её сжатому кулаку с ножом, и тот со стуком покатился по столу.

– Мама, не надо лицедейства, убивать себя смертный грех для крещёной жены, а о твоей христианской добродетели мне пастор Энгельштайн много добрых и возвышенных слов сказывал.

– Пастор Энгельштайн, он жив, где же он сейчас? – заинтересованно спросила Велина, враз забыв, что только что хотела показательно убить себя.

– Его больше нет. Я прошу тебя, не надо крутить ни мной, ни отцом, каждый волен поступать, как он решает, мы не твои работники. Это вот, – он положил перед матерью искусный серебряный ларец, – это от нас с отцом на память. Прощай, мама! – Он обнял её и вышел вслед за отцом. Переступая порог, Олег остро почувствовал, что это была его последняя встреча с матерью.

* * *

По приезде в Киев в тереме поднялась такая же шумная и весёлая суета, как и на сватанье в Выбутове.

– Овсени – пора свадеб! – громогласно во весь свой могучий воинский голос пророкотал князь Ольг, стоя посреди теремного двора.

С лодий, на которых они причалили к киевской пристани, всё ещё везли разные подарки с северной земли, ведь у многих военачальников и бояр там остались родичи и добрые друзья, не преминувшие с оказией передать своим кое-какие памятные гостинцы.

Все невольно остановились, суета на миг замерла, многие взоры обратились на князя.

– А ну-ка, позовите сюда князя младого Ингарда и мать его княгиню Ефанду! – тем же зычным голосом повелел Ольг.

Быстрые молодые гридни тут же поспешили выполнить повеление. Когда растерянные Ефанда и Игорь появились на крыльце, Скоморох подал незаметный знак и к крыльцу подкатил малый крытый возок, приехавший среди прочих с пристани.

Все замерли, гадая, что же за подарок такой особенный привёз Ольг для молодого князя и его матери, что заставил их выйти для встречи. Скоморох махнул своим друзьям-изведывателям, и те мигом раскатали перед возком пёстрый ширванский ковёр.

– Не зря мы ездили в дальние края полночные, и зрели там чудеса многие, и добыли для князя нашего диво дивное, чудо чудное! – торжественно проговорил Скоморох, подходя к возку. В сей миг не только голос его звучал возвышенно, но и сам он, кажется, стал больше ростом и шире в плечах.

С другой стороны к возку подошёл князь, и, когда Скоморох торжественно распахнул дверцу, Ольг подал руку сидевшей в возке красавице, облачённой в голубые парчовые одежды, украшенные кружевами, с жемчугами на шее, да в венце с серо-синими, под цвет очей, каменьями. Взволнованная девица, опираясь на могучую руку князя, сошла с возка на ковёр. Ингард опешил, очи его удивлённо округлились, а потом счастливо засветились: он узнал ту самую Прекрасу, о которой не переставал думать с первой их случайной встречи.

– Княгиня Ольга, из Рода моего, суженая нашего князя Ингарда! – громко проговорил князь, и все вокруг разразились громкими и радостными криками. Всё снова завертелось, закипело и забурлило. Только мать Ефанда стояла молча, глядя то ли на невесту сына, то ли сквозь неё, куда-то далее, сквозь туманную пелену времени.

107